Пауло
Коэльо
Перевод: О. Домашевский, Изд. "София", 2001
***
с.145
У себя
в комнате
Мари хранила
целую
коллекцию
статей о
собственном
заболевании.
Сегодня об
этом уже
говорили
открыто, а
недавно она
видела
программу
немецкого
телевидения,
в которой
разные люди
рассказывали
о своих
переживаниях.
В этой же
программе
говорилось о
результатах
проведенного
исследования,
согласно
которому
значительная
часть
человечества
страдает
синдромом
паники, хотя
почти все
пытаются
скрыть его
симптомы из
страха, что их
сочтут
душевнобольными.
Но
в то время,
когда у Мари
был первый
приступ, об
этом ничего
не знали.
Это
был ад. Сущий
ад, -
вспоминала
она,
закуривая
очередную
сигарету.
***
с.151
На
экране
показывали
какого-то
сальвадорского
правительственного
чиновника,
который с
самым
смиренным
видом каялся
в допущенной
им
оплошности, и
вдруг Мари
почувствовала,
что сердце
колотится
как
сумасшедшее.
Она
тотчас
сказала себе:
ничего
страшного.
Наверное, ей
просто стало
душно от
спертого
воздуха в
зрительном
зале. Если не
станет лучше,
можно выйти
отдышаться в
вестибюль.
Но
новости на
экране шли
своим
чередом, а
сердце
колотилось
все сильнее и
сильнее, и
тело
покрылось
холодным
потом.
Теперь
она по-настоящему
испугалась и
попыталась
сосредоточиться
на фильме,
стараясь
отогнать
страх. Однако
следить за
происходящим
на экране
было все
труднее.
Мелькали
кадры, и Мари
казалось, что
она вошла в
совершенно
иную
реальность,
где все чуждо,
нелепо,
неуместно, - в
мир, где она
никогда
ранее не
бывала.
-
Мне плохо, -
сказала она
мужу.
Она
с трудом
решилась-таки
произнести
эти слова -
ведь это
означало
признать, что
с нею в самом
деле что-то не
в порядке. Но
тянуть она
больше не
могла.
-
Наверное,
надо выйти, -
ответил муж. -
Ну-ка, идем.
Помогая
Мари
подняться, он
обнаружил,
что ее рука
холодна как
лед.
-
Я не смогу
добраться до
выхода.
Пожалуйста,
скажи, что со
мной такое?
Муж
испугался. Ее
лицо было в
поту, а глаза
лихорадочно
блестели.
-
Успокойся. Я
позову врача.
Мари
охватила
невыносимая
паника. Слова
сохраняли
смысл, но все
остальное -
этот кинозал,
погруженный
во мрак,
зрители,
сидящие
локоть к
локтю и
словно
загипнотизированные
светящимся
экраном, - все
обрело какой-то
зловещий
подтекст. Она
была уверена,
что жива,
могла даже
потрогать
жизнь,
которая ее
окружала,
словно та
была чем-то
твердым.
Никогда
ранее с ней
подобного не
происходило.
-
Не бросай
меня здесь
одну. Я сейчас
встану, я
выйду вместе
с тобой.
Только иди
помедленней.
Поднявшись
с кресел, они
стали
пробираться
в конец ряда,
к выходу.
Теперь
сердце Мари
колотилось
так, что,
казалось,
готово было
выскочить из
груди, и она
не
сомневалась,
что вот
сейчас, вот
здесь, в этом
зале, и
закончится
ее жизнь. Все
ее движения и
жесты, все,
что бы она ни
делала, - едва
передвигала
ноги,
бормотала "разрешите",
"извините",
судорожно
цепляясь за
руку мужа и
хватая ртом
воздух, - все
это казалось
чем-то
механическим
и ужасало.
Ни
разу в жизни
она не
испытывала
такого
страха.
Вот
здесь я и умру,
прямо в зале.
В
голове
стучала одна-единственная
мысль - жуткая
догадка:
много лет
назад одна из
ее знакомых
умерла в
кинотеатре
от инсульта.
Мозговая
аневризма
подобна
бомбе
замедленного
действия.
Происходит
небольшое
расширение
кровеносных
сосудов,
напоминающее
образование
воздушных
полостей в
износившихся
автопокрышках;
с этим
человек
может жить
долгие годы, и
никто не
подозревает
ни о какой
аневризме,
пока она
вдруг сама не
обнаружится,
например, при
рентгеноскопии
мозга или во
время самого
разрыва.
Тогда все
заливается
кровью,
человек
сразу же
входит в кому
и обычно
вскоре
умирает.
Пока
Мари, как
сомнамбула,
двигалась к
выходу, из
головы не
выходила
мысль о
покойной
подруге. При
этом
наиболее
странным
было то, как
нынешний
приступ
подействовал
на
восприятие:
казалось,
Мари
перенеслась
на другую
планету и
словно
впервые
видела
привычные
вещи.
И
-
необъяснимый,
невыносимый
страх, паника
оттого, что ты
одна на чужой
планете.
Смерть.
Нужно
немедленно
взять себя в
руки. Убедить
себя, просто
сделать вид,
что все в
порядке, и все
будет в
порядке.
Она
героическим
усилием воли
попыталась
успокоиться,
как будто
ничего не
произошло, и
чувство
заброшенности
в пугающе
чуждый мир,
кажется,
начало
отступать.
Эти
несколько
минут были
самыми
страшными
минутами в ее
жизни.
Однако
когда они
выбрались в
залитое
светом фойе,
паника
вернулась.
Краски были
слишком
яркими,
уличный шум,
казалось,
раздирал уши,
все
представлялось
совершенно
нереальным.
Мари
механически
отметила
одну
странную
особенность:
поле зрения
сузилось до
области
вокруг
болезненно-резкого
фокуса в его
центре, а все
остальное
словно
утонуло в
тумане.
Она
знала: все,
что она видит
вокруг себя, -
не более чем
зрительный
фантом - сама
условность,
сама иллюзия,
созданная
внутри ее
мозга
электрическими
сигналами
посредством
световых
импульсов,
проходящих
сквозь два
стеклянистых
тела, которые
почему-то
называются "глаза".
Нет.
Никак нельзя
об этом
думать. Если
дать себя
увлечь таким
мыслям, можно
просто сойти
с ума.
К
этому
моменту
страх перед
возможной
аневризмой
уже прошел.
Мари все-таки
выбралась из
кинозала
живой, тогда
как подруга
даже не
успела
двинуться с
кресла.
-
Я вызову
скорую, -
сказал муж, с
тревогой
вглядываясь
в мертвенно-бледное
лицо и
обескровленные
губы жены.
-
Лучше такси, -
попросила
она,
вслушиваясь
как бы со
стороны в
произносимые
ею звуки и
ощущая
каждую
вибрацию
голосовых
связок.
Попасть
в больницу
означало бы
признать, что
дела ее
действительно
плохи, а Мари
была
исполнена
решимости до
последней
минуты
бороться за
то, чтобы все
вернулось к
норме.
Они
вышли на
улицу. На
морозном
воздухе она
понемногу
стала
приходить в
себя, однако
необъяснимый,
панический
страх
остался. Пока
муж,
охваченный
тревогой,
лихорадочно
ловил такси,
она
опустилась
на бровку,
стараясь не
смотреть
вокруг,
потому что и
проходящий
автобус, и
затеявшие
игру
мальчишки, и
музыка,
доносившаяся
из
расположенного
неподалеку
парка
аттракционов,
- все это
казалось
совершенно
ирреальным,
пугающим,
кошмарным,
чужим.
Наконец
появилось
такси.
-
В больницу, -
сказал муж,
помогая жене
сесть в
машину.
-
Нет, ради Бога,
домой, -
взмолилась
Мари. Ее
страшила
сама мысль
вновь
оказаться
неизвестно
где, в
совершенно
незнакомом
месте, ей
отчаянно
хотелось
чего-нибудь
привычного,
родного. Пока
машина
мчалась в
сторону дома,
тахикардия
пошла на
убыль, а
температура,
похоже,
начала
возвращаться
к норме.
-
Мне уже лучше,
- сказала она
мужу. - Просто,
наверное, что-то
не то съела.
Когда
добрались
домой, мир
снова стал
таким, каким
она его знала
с детства.
Мари увидела,
что муж
взялся за
телефон и
спросила,
куда это он
собирается
звонить.
-
Я собираюсь
вызвать
врача.
-
Не нужно.
Посмотри на
меня, видишь -
все уже в
порядке.
У
нее вновь был
нормальный
цвет лица,
сердце
билось как
прежде, а от
недавнего
страха не
осталось и
следа.
Всю
ночь Мари
металась в
тревожном
сне и
проснулась в
уверенности,
что в кофе,
который они
пили перед
киносеансом,
кто-то
подмешал
наркотик. Все
это, похоже,
просто чья-то
глупая и
жестокая
шутка, и она
вознамерилась
под конец
рабочего дня
связаться с
полицией и с
нею
наведаться в
тот бар, чтобы
попытаться
найти
виновника.
На
службе Мари
разобрала
несколько
незавершенных
дел, пытаясь с
головой
окунуться в
работу - в ней
еще
оставались
отголоски
недавнего
страха, так
что нужно
было
доказать
самой, что
вчерашнее
больше не
повторится.
***
с.157
На
этом
разговор
закончился.
Она вышла на
площадь,
пообедала в
более
дорогом, чем
обычно,
ресторане и
вернулась в
контору
пораньше.
Именно
этот момент и
стал началом
ее
отчужденности.
Остальные
сотрудники
еще не пришли
с обеда, и
Мари
воспользовалась
этим, чтобы
пересмотреть
дело, до сих
пор лежавшее
у нее на столе.
Она открыла
ящик, чтобы
достать
авторучку,
которая
всегда
лежала на
одном и том же
месте, но
никакой
авторучки не
обнаружила.
Мгновенно
пронеслась
мысль, что с
ней в самом
деле
происходит
что-то
странное, раз
она не
положила
ручку на
привычное
место.
Этого
было
достаточно,
чтобы сердце
вновь бешено
заколотилось,
и тотчас
вернулся
весь ужас
вчерашнего
вечера.
Мари
оцепенела. В
лучах солнца,
проникавших
сквозь
жалюзи, все
приобрело
вдруг
совершенно
иные цвета -
более яркие,
более резкие,
и при этом
саму ее
захлестнуло
чувство, что в
следующую же
минуту она
умрет. Все
было
совершенно
чуждым - и что
вообще она
делает за
этим столом?
Господи,
если Ты есть,
пожалуйста,
помоги мне.
Все
тело словно
окатило
холодным
потом: ее
захлестнула
волна страха,
который
невозможно
было
контролировать.
Если бы в этот
момент сюда
кто-нибудь
вошел и
увидел ее
взгляд,
полный ужаса,
она бы
пропала.
Холод!
Именно
холод на
улице привел
ее вчера в
чувство, но
как
выбраться на
улицу? Она
вновь с
болезненной
отчетливостью
воспринимала
любую мелочь
происходящего
с ней - ритм
дыхания (временами
у нее было
ощущение, что,
если бы она
осознанно не
делала
вдохов и
выдохов,
организм не
смог бы
делать этого
самостоятельно),
движения
головы (образы
перемещались
с места на
место, словно
при движении
телекамеры), а
сердце
колотилось
все сильнее, и
тело утопало
в липком
холодном
поту.
И
- страх. Ничем
не
объяснимый
гигантский
страх что-либо
сделать,
ступить хоть
шаг,
выбраться из
этой комнаты.
Это
пройдет.
Вчера
ведь прошло.
Но сейчас,
когда она на
работе, кто
знает -
пройдет ли?
Мари
посмотрела
на часы - они
тоже вдруг
предстали
как нелепый
механизм с
двумя
стрелками,
вращающимися
вокруг одной
оси, указывая
меру времени,
и никто
никогда бы не
смог
объяснить,
почему
делений на
циферблате
должно быть
двенадцать, а
не обычных
десять, как и
на любой
другой шкале,
установленной
человеком.
Только
не думать о
таких вещах.
Не то я тотчас
сойду с ума.
Сойти с ума.
Вот как,
наверное,
всего точней
называется
то, что с ней
сейчас
происходит.
Собрав всю
свою волю.
Мари встала и
пошла в
туалет. К
счастью,
коридор был
пуст, и она
добралась до
цели за
минуту,
которая
показалась
ей вечностью.
Над
раковиной
она умылась
холодной
водой, и
ощущение
заброшенности
в совершенно
незнакомый и
враждебный
мир прошло, но
страх
остался.
Это
пройдет, -
уговаривала
она себя. -
Вчера ведь
прошло. Мари
помнила, что
вчера все
длилось
минут
тридцать. Она
заперлась в
одной из
кабинок и, сев
на крышку
унитаза,
прижала
голову к
коленям. В
этой позе
зародыша
стук сердца
стал
невыносимым,
и она тут же
выпрямилась.
Это
пройдет.
Она
оставалась
там, все более
чужая самой
себе, словно
загипнотизированная
той
безвыходной
западней, в
которую
угодила. Она
вслушивалась
в
происходящее
за дверцей
кабинки - шаги
людей,
входящих в
туалет и
выходящих из
него, звуки
открываемых
и
закрываемых
кранов,
бессмысленные
разговоры на
банальные
темы.
Неоднократно
кто-то дергал
дверцу, но
Мари что-то
бормотала и
дверь
оставляли в
покое.
Особенно
грозным и
зловещим был
шум
водослива -
казалось, он
вот-вот
развалит
здание,
увлекая всех
в
преисподнюю.
Но
все-таки
страх
понемногу
проходил, и
сердцебиение
возвращалось
к
нормальному
ритму. Хорошо
еще, что ее
секретарша
не
отличалась
внимательностью
и вряд ли
придала
какое-либо
значение
отсутствию
начальницы,
иначе за
дверцей уже
собрались бы
все коллеги,
допытываясь
у Мари, что с
ней такое.
Почувствовав,
что она вновь
в состоянии
себя
контролировать,
Мари
выбралась из
кабинки,
долго
умывалась,
потом
вернулась
наконец в
офис.
***
с.161
Но
"завтра" не
наступило. В
ту ночь Мари
долго
говорила с
мужем и
описала ему
все симптомы
того, что с
ней
происходит.
Вдвоем они
пришли к
выводу, что
учащенное
сердцебиение,
холодный пот,
отчужденность,
беспомощность
и потеря
самоконтроля
- все это
можно
назвать
одним словом:
страх.
***
с.162
На
следующий
день она
попросила у
себя в
адвокатской
конторе 30-дневный
отпуск за
свой счет. Муж
хотел
отвезти ее в
Австрию, где
имеются
лучшие
специалисты
по болезням
мозга, но Мари
отказывалась
выходить из
дома - теперь
приступы
были все чаще
и все более
продолжительными.
С
большим
трудом -
главным
образом при
помощи
успокоительных
- они
добрались до
ближайшей
больницы, где
Мари прошла
всестороннее
обследование.
У нее не нашли
никакой
патологии,
включая и
аневризму, и
это принесло
хоть какое-то
успокоение.
Но
сами
приступы
беспричинной
и неодолимой
паники
никуда не
исчезли. Муж
ходил за
покупками и
готовил, а
Мари
ограничилась
ежедневной
обязательной
уборкой,
чтобы хоть
как-то
отвлечься.
Она
принялась
читать
подряд все,
какие только
могла найти,
книги по
психиатрии,
но вскоре их
забросила: ей
казалось, что
любая из
описанных
там болезней
есть и у нее.
Самым
ужасным было
то, что
приступы
теперь стали
привычными,
но все равно
она
чувствовала
все тот же
страх перед
той
совершенно
чуждой
реальностью,
в которую
снова и снова
попадала во
время
очередного
приступа, все
ту же
неспособность
контролировать
себя. К этому
прибавились
угрызения
совести - ведь
мужу теперь
приходилось
работать за
двоих, взяв на
себя почти
все домашние
обязанности.
***
с.166
Одной
лишь часовой
беседы было
достаточно,
чтобы
прекратились
длившиеся
два месяца
страдания
Мари.
Руководитель
заведения -
высокий
мужчина с
крашеными
темными
волосами,
который
отзывался на
имя "доктор
Игорь", -
объяснил, что
речь идет
всего лишь о
заболевании
Паническим
Синдромом -
болезнью,
недавно
вошедшей в
анналы
мировой
психиатрии.
-
Это не
означает, что
болезнь
новая, -
пояснил он,
стараясь
быть
правильно
понятым. -
Бывает, что
страдающие
ею люди
скрывают ее
из опасения,
что их примут
за
сумасшедших.
Тогда как это
- всего лишь
нарушение
химического
равновесия в
организме,
как в случае
депрессии.
Доктор
Игорь
написал
рецепт и
предложил ей
возвращаться
домой.
-
Я не хочу
сейчас
возвращаться,
- ответила
Мари. - Даже
при том, что
вы мне
сказали, я
буду бояться
выйти на
улицу. Моя
супружеская
жизнь
превратилась
в ад, мне
нужно, чтобы
мой муж тоже
пришел в себя
после того,
как ухаживал
за мной эти
месяцы.
***
с.216
-
Итак,
перейдем к
вашей
болезни:
каждое
человеческое
существо
уникально в
своих
качествах,
инстинктах,
способах
получать
удовольствие,
стремлении к
приключениям.
Но общество
все-таки
навязывает
коллективный
образ
действий, и
людям даже не
приходит в
голову
задаться
вопросом,
почему они
должны
поступать
так, а не
иначе. Они
соглашаются
с этим точно
так же, как
машинистки
согласились
с тем, что QWERTY -
лучшая из
возможных
клавиатур. Вы
помните,
чтобы кто-нибудь
хоть раз за
всю вашу
жизнь
спросил вас,
почему
стрелки
часов
движутся в
этом, а не в
обратном
направлении?
-
Нет.
-
Если бы кто-нибудь
такое
спросил,
вероятно, он
бы услышал в
ответ: вы с
ума сошли!
Если бы он
повторил
вопрос, люди
попытались
бы найти
причину, но
затем
сменили бы
тему
разговора -
ведь нет
никакой
причины,
кроме той, о
которой я
рассказал.
Итак, я
возвращаюсь
к вашему
вопросу.
Повторите
его.
-
Я вылечилась?
-
Нет. Вы другой
человек,
которому
хочется быть
таким же, как
все. А это, с
моей точки
зрения,
является
опасной
болезнью.
-
Опасно быть
другой?
-
Нет. Опасно -
пытаться
быть такой же,
как все: это
вызывает
неврозы,
психозы,
паранойю.
Опасно
хотеть быть
как все,
потому что
это означает
насиловать
природу, идти
против
законов Бога,
который во
всех лесах и
рощах мира не
создал даже
двух
одинаковых
листочков. Но
вы считаете
безумием
быть другой, и
поэтому
выбрали жить
в Виллете.
Потому что,
поскольку
здесь все
отличаются
от других, вы
становитесь
такой же, как
все.
Понимаете?
Мари
кивнула
головой.
-
Не имея
смелости
быть другими,
люди идут
против
природы, и
организм
начинает
вырабатывать
Купорос, или
Горечь, как
называют в
народе этот
яд.
***
с.219
-
Где я
оставила
свою душу? -
снова
спросила
Мари. - В моем
прошлом. В том
прошлом,
которое так и
не стало тем
будущим, к
которому я
стремилась. Я
предала свою
душу в тот
момент, когда
у меня еще
были дом, муж,
работа...
Когда я
хотела
оставить все
это, да так и
не хватило
смелости.
Моя
душа
осталась в
моем прошлом.
Но сегодня
она пришла
сюда, и я,
воодушевленная,
вновь ощущаю
ее в своем
теле. Я не
знаю, что
делать. Знаю
только, что
мне
потребовалось
три года,
чтобы понять:
жизнь
толкала меня
на другой
путь, а я не
хотела идти.
-
Мне кажется, я
вижу
некоторые
симптомы
улучшения, -
сказал
доктор Игорь.
***
с.251
Однажды,
будучи еще
молодым
адвокатом, я
читала
одного
английского
поэта, и мне
очень
запомнилась
его фраза: "будь
как
переливающийся
через край
фонтан, а не
как
резервуар,
содержащий
все одну и ту
же воду". Я
всегда
считала, что
он ошибается:
переливаться
через край
опасно, ведь
так можно
затопить
места, где
живут
любимые люди,
и они бы
захлебнулись
нашей
любовью и
нашим
энтузиазмом.
Поэтому всю
свою жизнь я
старалась
вести себя
подобно
резервуару,
никогда не
нарушая
границ,
установленных
моими
внутренними
стенками.
Но случилось так, что по причине, которой мне никогда не понять, у меня возник панический синдром. Я превратилась именно в то, чего я всеми силами старалась избежать: в фонтан, который перелился через край и затопил все кругом. В результате всего этого я оказалась в Виллете.
***